Так говорит Виктор Майоров, житель села Никольское, о времени, проведенном на Чернобыльской атомной электростанции.
— В 1986 году я работал в АТП №3 города г.Таганрога водителем. Летом меня, как специалиста, поставили мотористом чинить двигатели автомашин. Нескольким водителям нашего АТП пришли повестки с горвоенкомата с призывом в армию для прохождения службы по ликвидации аварии на Чернопольской атомной электростанции. Такая повестка пришла осенью и мне. Военком с нами был откровенен и не скрывал смертельной опасности предстоящей службы. «Но это армия, вы давали присягу и обязаны выполнить задание Родины» – добавил он. Отбирали крепких, здоровых мужчин в возрасте, у кого уже были дети. Ведь радиация не щадить здоровье. Семья без радости восприняла весть о предстоящей разлуке. Но мной уже твёрдо было принято решение: «Я не пойду, другой дезертирует, а кто вас тогда будет защищать?».
Привезли нас в пересыльной пункт в Батайск, прошли медицинскую комиссию, переодели в военную форму и поездом поехали в Белоруссию в город Гомель. В дороге нас сопровождали офицеры и медработники, призванные, как и мы с Ростовской области на ликвидацию аварии. Дисциплина в поезде была строгая, на станциях не выходили, время проводили в беседах, пели песни, пили чай. А с гомельского вокзала сели в армейские грузовики и поехали в сторону Чернобыля. Едва проехав километров 20 от города, все почувствовали металлический привкус во рту. Началось обильное слюноотделение, непроизвольно покатились слёзы из глаз. Все это сопровождалось неожиданно возникшим покашливанием. Так мы поняли, что уже едем по заражённой местности. Как позже нам объяснили врачи – это следствие вдыхания воздуха, который сам в зонах с повышенной радиацией становится радиоактивным и опасным. Достаточно вдохнуть, проглотить мельчайшую радиоактивную песчинку и она будет проявляться и «выходить» из тела человека 75 лет. Как мы узнали, что не только находится, но и дышать в зоне вред для организма.

Вдоль дороги располагались деревни. Было грустно смотреть на брошенные, без признаков жизни и ухода, дома. Лишь изредка попадались с пятнами облезшей шерсти, бродячие собаки и кошки. Воинская часть располагалась в относительно менее заражённой местности, где показания радиации не превышали 0,7 миллирентген. Вроде бы не много отличается от допустимой величины, но этот уровень постоянно действует на организм, что приводит к накоплению дозы облучения.
Поселили нас в большой палатке человек на 25. В ней стояли двухъярусные кровати, печь с углём, была прихожая. Без особых удобств, но комфортно для временного проживания, и главное — тепло. Был ноябрь, а а нам ещё предстояло зимовать. Как опытного водителя и моториста меня определили водителем в медсанчасть на трёхосный автомобиль «Зил 131 Кунг». Это автомобиль-фургон, такой передвижной армейский медпункт, хорошо оснащённый для оказания медпомощи на месте. Моя задача состояла в том, что бы в любой момент дня и ночи автомобиль был готов к поездке.
Приходилось ездить за лекарствами за пределы зоны, вывозить заболевших. Однажды везли ростовчанина в госпиталь. Он вместе с товарищами был на станции. Их группа собирала радиоактивный мусор, а он увидел кусочек желтого оплавленного металла, подумал – золото и, несмотря на строжайший запрет «ничего не брать», положил свою находку в задний карман брюк. Получил сильнейшую дозу радиации — сжёг себе часть тела. Скажу откровенно – мы боялись, как бы кто не принёс зараженных вещей в палатку. Ведь один принесёт, а повышенную дозу радиацию получат все. Это был вопрос жизни и мучительной смерти. К сожалению, не все это понимали, своё здоровье не берегли и о нашем не думали. С этой поры стали контролировать, смотреть за «ненадёжными товарищами».
Чернобыль – мёртвый город. Пустые многоквартирные дома, распахнутые двери, вещи у подъезда. Однажды не удержался, зашёл посмотреть квартиру: разбросанная одежда на диване, полу, вот чайный сервиз, тарелки, вот телевизор, ковёр на стене, раскрытый сервант, книги, неубранная постель, а это детская комната, здесь игрушки, тетради, учебники… Всё указывало на то, что беда пришла неожиданно, собирались в спешке, в суматохе, брали самое ценное и понимая, что все забрать невозможно, тут же часть бросали прямо на пол. Как-то не по себе стало после этого посещения. А потом понял почему. Это я, чужой человек, зашёл в чьё-то разорённое семейное гнёздышко, не торопясь хожу по комнатам в грязных сапогах и рассматриваю, домысливаю: «Вот здесь они пили чай, читали фантастику, спали на этой кровати, было двое детей …». Такое ощущение, словно без приглашения, ради утоления собственного любопытства тайно подсматривал в замочную скважину за несчастьем, горем незнакомой мне семьи. Не хорошо это, не порядочно. Больше желания, что то смотреть, не возникало.

К ноябрю строительство саркофага, укрывшего четвёртый энергоблок были окончено. Завершилась самая опасная фаза ликвидация аварии – работы вблизи мощного источника радиации. Количество ликвидаторов значительно уменьшилось. Основной целью работ отрядов нашей воинской части стал сбор «грязного» грунта с местности с большой радиоактивностью. При взрыве энергоблока образовалось облако, из которого на землю стали выпадать радиоактивные осадки. Но выпадали они не равномерно, а покрывали участки земли в виде больших пятен, полос, вне зависимости от расстояния от станции. Вот там-то и снимался грунт, вывозили его в специальные оборудованные могильники, заливали бетоном, укрывали слоем глины и земли. Были могильники, куда свозили всю многочисленную используемую при строительстве укрытия технику, брошенные автомобили из городов Чернобыля и Припяти. Другие отряды проводили дезактивацию дорог, ежедневно мыли их водой с порошком, затем в течении дня поливали водой, чтобы в воздух не поднималась радиоактивная пыль.
Мы уже слышали, что каждый отряд, минимум два раза, должен поучаствовать и в работе на станции. Вот пришла и наша очередь. Накануне капитан, командир отряда, провёл подробный инструктаж, что и как мы должны делать на объекте. Объяснил, где нас может подстерегать опасность, как её минимизировать. И тут произошло то, что никто не ожидал — двое военнослужащих, шахтёры из Донецка, заявляют, что на станцию не пойдут. Это была напряжённая минута, переломный момент: а как отнесутся к этому остальные члены отряда? Но никто этих дезертиров не поддержал, восприняли их поступок с негодованием, как предательство. Нам предстояло сбрасывать радиоактивный мусор с крыши станции, чтобы потом его собрать и вывезти в могильник. Опасность была в том, что сильное излучение не позволяла долго находиться на крыше. Там, где было возможно, пытались сбрасывать мусор техникой – японскими и немецкими роботами-бульдозерами. Но вскоре радиация вывела из строя электронику и роботы «сошли с ума» — перестали слушаться оператора. Робот советского производства оказался более надёжным, но из-за ошибки оператора запутался в вывернутой взрывом арматуре. Тогда краном подняли на крышу трактор «Беларусь», предварительно обшив его свинцом. Вот ему, под управлением человека, удалось счистить мусор там, где техника могла работать.
Саркофаг – это гигантская железобетонная, многометровой толщины, оболочка четвёртого энергоблока. У него высота примерно тридцатиэтажного дома. Но ещё больше впечатляла высота крана, стрела которого возвышалась над крышей саркофага и, казалось, задевала облака своей железной «рукой».
Нашу группу быстро провели к какой-то двери и по лестнице, такой же, как в наших многоэтажных домах, мы стали так же быстро подниматься наверх, что было очень утомительно. Вот и последний пролёт, а дальше комната с люком выхода на крышу. Короткий инструктаж и наши ребята, группами по 5 человек, одевают на плечи свинцовые листы с большим отверстием для головы. Руки свободны, свинец укрывает человека со спины и груди, на лице простой респиратор – вот и вся защита. Первая группа пошла на крышу. Там совковые лопаты – рабочий инструмент ликвидатора. Оставшиеся напряжённо ждут. Все молчат, только слышен гул работающих реакторов. Время потеряла свои ориентиры. Не знаю, сколько прошло – несколько десятков секунд или несколько минут. Командир смотрит на часы и дает сигнал на возвращение группы. Я помогаю снимать тяжёлые свинцовые «рубашки» и одевать их следующей партии. По окончанию работы быстро спускаемся и покидаем территорию станции. Где-то переодеваемся, сбрасываем с себя всю «грязную» одежду, сапоги и едем в распоряжение части. Предстоит пройти медосмотр на проверку полученной дозы. Второй поездки не состоялось: пошли дожди, потом похолодало, всё замёрзло и лопатами мусор не соскребёшь. Демобилизовывали нас индивидуально, согласно количеству полученной радиации. Предельная норма 22. Уж не помню, в каких это единицах. К весне мой организм накопил эту дозу и я вернулся домой.
Всем прошедшим Чернобыль давали третью группу инвалидности. Она рабочая. Я продолжил трудится в своём АТП водителем, а временами мотористом. Нас, ликвидаторов, тогда очень уважали: получали пайки с деликатесами, проходили регулярно медосмотры, лечили в лучших больницах города. Сперва в водолечебнице Гордона, а затем для ликвидаторов отвели отдельную больницу, рядом с заводом «Красный гидропресс». Постоянно проводился контроль здоровья с профилактическими процедурами: принимали лечебные ванны, проводилось иглоукалывание. Нам сочувствовали и всячески помогали, медицинский персонал был внимательный и заботливый.
Особого изменения своего здоровья после Чернобыля я не чувствовал и продолжал трудится а АТП. Но через два года, 31 декабря, неожиданно стало плохо. Думал, перележу, и всё пройдет. Но к вечеру состояние совсем ухудшилось. Жена вызвала скорую помощь. «Ну кто в новогоднюю ночь будет мной заниматься?» — думал я. Привезли в нашу чернобыльскую больничку. Сразу же началось обследование и лечение. Мёдсестры и врач, не отходили от меня ни на минуту. Только к утру стало легче. Пролежал я в больнице несколько дней, и вот приходит мой спаситель, врач Александр Александрович (фамилию, к сожалению, забыл) и говорит:
— «Будем готовить документы на вторую группу инвалидности. Работу нужно оставить, да и лучше переселиться в сельскую местность на свежий воздух».
Так моя семья из Таганрога переехала в село Никольское. Получив участок земли, я выстроил небольшой дом. Развёл живность, косил сено, вырыл подвал, огородничал, посадил сад, виноград, обиходил двор. Всё это было для меня, выросшего в деревне на Смоленщине, по силам, привычным и в радость.
Когда нас увольняли из Чернобыля, врачи давали рекомендации, что категорически нельзя делать в повседневной жизни. Строго запретили долго находится на солнце, загорать. Но, как то работая летом во дворе, забылся и снял рубашку. Через некоторое время, на спине, со стороны левого лёгкого почувствовал точку жжения, а потом, словно побежали муравьи от муравейника в разные стороны, жжение стало распространятся по всему телу. Видимо, всё же вдохнул я радиоактивную крупинку в Чернобыле. Состояние резко ухудшилось. Жена завела в дом, уложила на диван, а мне сделалось так плохо, что уж и с жизнью стал прощаться. Откуда не возьмись, заходит наша знакомая, никогда к нам не приходила, а тут явилась. Села возле меня, взяла мою руку, своей гладит и приговаривает: «Всё, Витенька, будет хорошо, ты не умрёшь, поправишься….». Гладит и приговаривает, гладит и приговаривает, а я слушаю и легче мне, а самому не верится. Тут почтальон зашла, с письмом от дочери из Подмосковья. «Вот услышу, что пишет доченька, тогда и умру» — решаю я. Жена плачет и читает, а в письме радостная весть, что дочь родила сыночка, моего внучка, назвали Гордеем. Тут в моей голове мысль: «Внучку видел, нужно и внука посмотреть. Рано мне помирать». Случилось это 19 лет назад. С тех пор зову я внука Гордея, как и врача Александра Александровича, своими спасителями.
В повседневных делах и заботах продолжается жизнь. В прошлом году провёл воду в дом из водопровода. Раньше собирали дождевую воду в вырытый мною колодец и были проблемы, когда долго не было осадков. Выстроил тепличку, сейчас огурчики подрастают, скоро будем кушать. Жена стала прибаливать и пришлось от живности отказаться, тяжёло всё на одни руки. Держим только курочек. Огород не бросаю, все необходимые овощи выращиваем на своём участке. Отремонтировал подвал, строю летнюю кухню. Государство нас не забывает: получаю хорошую пенсию, каждый год предоставляются путевки на лечение и отдых. Помогают нам работники социальной службы. Недавно возили нас, пожилых людей, с побережья лимана в село Покровское на прививку от COVID 19. Сделали первый укол. Очень удобно, неутомительно, автобус подъехал к дому и домой же привёз. В больнице нас ждали, всё было хорошо организованно, остались довольны вниманием и заботой медицинских работников.
Трудиться люблю и силы на это есть. Смотрю на свой дом, участок, вижу, что нужно что-то починить, улучшить. Строю планы на будущее, как же без них? Ведь рядом все эти годы жена Надюша и другие родные люди, ради которых стоит жить, — говорит Майоров.
17 апреля ему, ликвидатору Чернобыльской аварии, исполнилось 70 лет. Мы от души поздравляем его и желаем долгих лет жизни.
Рассказ записал и обработал Василий Гринько, с. Никольское.