Попросят указать на карте место, что мне дорого, и я, не задумываясь ни на секунду, ткну
пальцем в Приазовье, — туда, где синей ниточкой обозначен Миус.
Эту тихую речушку, зародившуюся студёным родником на Донецком кряже и неспешно
несущую свои воды среди вольных степей к Азовскому морю, ещё и не на всех картах
сыщешь. Но как раз в данном случае и можно сказать: «Мал золотник, да дорог!» В
богатейшей истории нашей огромной страны топоним Миус оставил немалый след как в
сказаниях и легендах, так и в молчаливых свидетелях — записках путешественников,
документах чиновников, в творчестве писателей, хранящихся в архивах и на полках
библиотек.
Название реки Миус, впрочем как и других рек, конечно же, не упало с неба: подмечая те
или иные особенности рельефа и природы, люди, жившие поблизости, называли их,
подчеркивая характерные особенности. По одной из самых популярных у местного
населения легенд, «правообладателями» на название реки считаются запорожские казаки.
Какие только народы ни жили по берегам этой реки, называя край своим, проливая за него
кровь и отдавая жизни: скифы, сарматы, печенеги, хазары, половцы… Канули те времена
в Лету.
И вот однажды, согласно легенде, передовой отряд запорожцев, скача по приазовским
степям в поисках татар, угнавших скот, спешился на холме над извивающейся
серебристой лентой рекой. И атаман, покручивая в раздумье вислый ус, всматриваясь
вдаль, произнёс: «Вьется ця ричка, як мий ус». С тех пор якобы и пошло: Мий ус, Миюс,
Миус.
Такова легенда, а судя по архивным записям, первое упоминание о реке с таким
названием находим у арабского купца и путешественника Ибн Батута, побывавшего в
Приазовье в начале 14 в. и размышлявшего о сути названия реки Миус. По его мнению,
корни восходят к тюркским языкам, где «миюш» — топь, грязь — река с топкими берегами.
Вполне могло случиться, что переправлялся Батута в месте, где река впадает в лиман, —
там много заболоченных участков. По другим версиям, имя реке дали ещё народы,
говорившие на языках иранской группы, где похожее на «миус» было слово «мус» — медь.
Возможно и так: в далёком прошлом, в бронзовом веке, край, что сегодня мы зовём
Донбассом и где берёт начало наша река, славился медными рудниками. Существуют и
другие версии происхождения этого топонима.
Но река не всегда звалась этим именем. Путешествующий по Приазовью в 5 веке до
нашей эры греческий историк Геродот, подробно описывая жизнь населявших эти земли
скифов, обозначает и реки этого края: главную из них — Танаис (Дон) и другие, впадающие
в Меотиду (Азовское море), среди которых и Оар. Именно эту реку, отмеченную
Геродотом на древней карте, с впадающей в неё Сюарлий (Крынкой) многие
исследователи и считают современным Миусом.
Упоминается Миус и в одном из древнейших русских летописных сводов — Ипатьевской
летописи, где говорится о Соляном пути, который ещё известен как Салазный. Исследуя
эти бесценные исторические документы, ещё в позапрошлом веке профессор Филипп
Брун в статье «Следы древнего речного пути из Днепра в Азовское море» делает вывод,
что шли эти пути от Днепра к Перекопским, Бердянским и Геническим солёным озёрам по
рекам Миус и Кальмиус. По притоку Днепра, речке Самаре, поднимались купцы до речки
Волчьи Воды. И здесь, сколько было возможно, шли вверх по течению, затем волоком
через водораздел в Миус или Кальмиус. Спускались в Азовское море и дальше в Чёрное.
Этим же маршрутом нередко пользовались и запорожские казаки. Возвращаясь на своих
«чайках» из походов на черноморские города, предвидя засаду турецкого флота в устье
Днепра, запорожцы выбирали запасной маршрут по Миусу. Река тогда была полноводнее
нынешней. Случалось, и донские казаки, дабы обойти турецкие пушки Азова, также
добирались до своих хуторов и станиц Миусом, пряча в верховьях реки добычу и
возвращаясь за ней на лошадях. К слову, и Миус, и Кальмиус долгое время были яблоком
раздора между казаками Войска Донского и Запорожской Сечи — уж больно
привлекательным для них был этот край, богатый рыбой и разнообразной дичью. Спор
разрешила Екатерина Великая, проведя границу по Кальмиусу. Но в русско-турецкую
войну императрица пошла на уступки запорожцам, и в 1769 году за то, что те храбро
выступили на её стороне, разрешила их семьям поселиться в нижнем течении Миуса,
организовав три слободы.
По берегам Миуса уже стояли казачьи заставы и посты: на Неклинной балке, у Коровьего
брода. В конце 17 века для защиты порта, который Пётр I задумал построить на Миусском
полуострове в гирле Миусского лимана на его левом берегу (на окраине современного
села Беглица), воевода Алексей Петрович Салтыков основал новую крепость, которую
поначалу официально называли «городом Миусом», затем за ней закрепилось
наименование «Семёновский шанец». Почти в это же время в верховьях лимана началось
строительство ещё одной крепости, получившей название Павловская, ставшей образцом
земляных фортификационных сооружений нового типа, подобной Петропавловской в С.-
Петербурге, св. Дмитрия Ростовского (г. Ростов-на-Дону). Защитниками крепостей были
донские и украинские казаки, приглашённые на службу правительством, большей частью
несемейные. Чтоб удержать их на службе, в других краях сманивали красивых барышень,
обещая им на Миусе удачное замужество. Вот откуда и сегодня в наших краях много
красивых женщин!
Путешествующий по Южной России в 1773-74 годах академик С.-Петербургской
академии наук Иоганн Гильденштедт в своих дневниках об этих местах сделал такую
запись: «25-го сентября. Мы переночевали в казачьей деревне — Пятой роте. Это самая
крайняя из тех низовых деревень, которые в последние пять лет по возобновлении
Таганрога были построены по Миусу отчасти донскими казаками, отчасти —
малороссиянами. Переселено было сюда до пятисот человек казаков, частию женатых,
частию холостых, взятых от всех донских станиц. Они составляют Таганрогский полк, во
главе которого стоит особый полковой командир, и разделяются на пять рот, из коих
каждая имеет своего ротмистра. Они состоят под непосредственным начальством
Таганрогского коменданта. Такое устройство лишило их многих казачьих вольностей.
Свирепствовавшая в 1771-м и 1772 году чума похитила по меньшей мере треть всего
населения, и потому хозяйство его сильно расстроилось». В этих же дневниках есть
описание жизни поселенцев вновь образованных слобод: «Казаки большею частию живут
в курных избах; но малороссияне в своих мазанках устраивают из ивовых прутьев трубы,
из коих дым проводится в сени чрез дымволок. Здешние жители занимаются
скотоводством и земледелием; и то и другое идет у них отлично. Глинистая почва с
обильною примесью чернозема производит кормовые травы, особенно английский плевел,
и множество полевых плодов. Разводят лошадей, рогатый скот и долгохвостых овец,
которых об эту пору и стригут. Здесь, как и на Дону, стригут овец и весною; но осенняя
шерсть гораздо лучше весенней. Волы употребляются на запряжку в возы и плуги.
Малороссияне пашут большим плугом, совершенно похожим на грузинский, в который
они впрягают до четырех пар волов; казаки — русскою сохою. И те и другие молотят хлеб,
просушиваемый только на воздухе обыкновенными цепами на открытом току. Сеют
пшеницу, рожь, овес и просо и получают по меньшей мере сам-десятъ. Весною поля
выжигаются, но никогда не унавоживаются. Сверх того, сеют лен, турецкую пшеничку,
или маис, и татарское просо: последнее исключительно служит кормом для домашней
птицы. Арбузы, дыни, обыкновенные тыквы, бухарки и кубанки, а также огурцы и
горлянки сеются в большом количестве и дают хороший урожай. За возделывание
винограда и разведение фруктовых садов пока еще вовсе не принимались, хотя и климат,
и почва благоприятствуют этому. Рыбы в Миусе очень мало. Карпов, судаков, щук и
окуней в полноводье ловят вершами, в иное же время на уду.
Но вот по передаваемым из уст в уста преданиям, от старожилов Примиусья о рыбалке
можно услышать совсем другое мнение. Рассказывают, прицокивая языком, что в реке в
большом количестве ловили шемаю, тарань, сельдь, судака (сулу), толстолоба, сазана,
голавля, жереха, щуку, краснопёрку и другую белорыбицу. Заходила на нерест «красная»
рыба. Вяленую и засоленную в бочках рыбу везли торговать в разные края. В Москве и
сегодня есть Миусская площадь, куда в старину, по одной из версий, приходили обозы с
Миуса с рыбой и лесом. В Верхней слободе (Покровском) район, где сегодня магазин
«Берёзка», где крайние дома улицы Октябрьской, в старину называли «Сельди»: здесь в
прошлые века собирались обозы с рыбой и через Коровий брод, «воровским» шляхом,
отправлялись торговать на Донбасс. Коровий брод, у которого в 18-19 веках находилась
конно-почтовая станция и проходил почтовый тракт, оставил след в истории и тем, что в
этом месте камни на дне реки помнят и подковы лошадей войска Тамерлана, и купцов,
двигавшихся Великим шёлковым путём, и колёса кареты Раевских, в которой ехал в
южную ссылку Пушкин…
В более современной истории топоним Миус оставил не менее яркий след. В годы
Великой Отечественной войны река стала рубежом великой славы советских воинов. На
её берегах проходили ожесточённые бои.
Здесь фашисты создали глубокоэшелонированную полосу оборонительных сооружений, названную ими «Миус-
фронт». На протяжении более 100 км система обороны включала минные поля
и проволочные заграждения шириной до 200 метров, цепи дотов, дзотов, пулеметных
гнезд. А еще — бесконечные траншеи и противотанковые рвы, прорытые в несколько
рядов. Гитлер не сомневался в её надежности и даже рассматривал как «новую восточную
границу Третьего рейха». Но закалённые в боях наши войска в августе 1943 года прорвали
оборону и, сокрушив противника, освободили Примиусье от фашистов. В честь этой
победы на Самбекских высотах воздвигнут величественный мемориал славы.
Поэтому, если в дальнем краю меня спрашивают, откуда я родом, с гордостью отвечаю:
«С Примиусья!».
Сергей Авдеенко. Фото автора.
Список использованной литературы: Ф.К. Брун. Следы древнего речного пути из Днепра в
Азовское море. — Одесса, 1862 г. (РГБ). И.А. Гильденштедт. Дневник путешествий в
Южную Россию. — Записки Одесского общества истории и древностей. 1879 г.
Путешествие шейха Ибн-Батуты в Золотую Орду, в половине XIV века. — Русский
вестник, 1841 г. Д.И. Яворницкий. История запорожских казаков (в 3-х томах). — К.,
Наукова думка, 1991 г. Геродот. История. Перевод и примечания Г.А. Стратановского. —
Ладомир, 1999 г.
