Зима есть зима. Завьюжила, замела дороги и дворы. Прибавила работы коммунальщикам
и всем, кто убирает снег возле своих домов. В эту пора я всегда вспоминаю, как
несколько лет назад я присматривала за опустевшим домом моих хороших знакомых.
Хозяина дома Ивана Васильевича, ветерана войны, фронтового разведчика, не стало
осенью. Родственники, жившие в городе, похоронив дедушку, стали готовить дом к
продаже и попросили меня присматривать за их имуществом. За хозяина в этом дворе
остался большой рыжий пёс без глаза. Видно, потерял его в борьбе за выживание.
Он появился в этом дворе неожиданно. Прибежал с проволокой на шее. Дедушка его раз
покормил, другой. Пёс так и остался жить, охраняя двор и покой ветерана. Проволоку с
шеи снять он никому не позволил, как и надеть на себя новый ошейник с цепью: рычал и
огрызался. В общем, остался во дворе на беспривязном содержании. Звали его Рыжик, и
он охотно откликался на эту кличку.
Я часто приходила к Ивану Васильевичу, приносила ему пирожки с картошкой, которые
он любил. Доставалось лакомство и Рыжику. Мы заводили с Иваном Васильевичем
разговоры. Он охотно рассказывал мне о войне, о случаях из жизни, о семье. Иногда
напевал военные песни, подыгрывая себе на балалайке. Бывало, мы пели с ним вдвоём.
Хорошую память о себе оставил фронтовик-орденоносец. Добрым, справедливым
человеком был. Я за его могилой ухаживаю, как за отцовской.
В очередной раз подходя к дому, где когда-то жил Иван Васильевич, я увидела, как Рыжик
наблюдает за школьниками, которые забегали в магазин, а потом бежали к собаке и чем-
то угощали ее.
Я окликнула пса. Он повернул голову на звук, но остался сидеть на месте. Я опять позвала
его. Помедлив секунду, он бросился ко мне с громким радостным лаем. Подбежав, лизнул
мою руку, в которой было угощение для него, закружился вокруг меня, стал носиться от
одной стороны улицы к другой, оповещая своих собратьев о том, что к нему в гости
пришла я. Они отвечали дружным лаем, поддерживая его радость. Так мы подошли к
дому. Приложив усилия, я стала открывать занесённую снегом калитку. Кое-как разгребла
сугроб, протиснулась во двор. Рядом с калиткой во дворе я всегда оставляла лопату для
расчистки дорожки к дому и собачьей будке.
Обогнав меня, Рыжик поднял снежный фонтан и уселся в сугроб у самого крыльца. Он
смотрел с любовью на меня своим одним глазом, поднимая хвостом снежную пыль и
переминаясь передними лапами. Всем своим видом и поведением Рыжик проявлял
дружелюбие и нетерпение.
Расчистив дорожку и крыльцо от снега, я добралась к собачьей будке, достала миску,
вылила в неё принесённую Рыжику тёплую еду. Он немедля приступил к трапезе, а я
вошла в дом, проверила температуру на котле отопления, присела на диван. Было тихо и
пусто. Погрустила об Иване Васильевиче и собралась идти к себе домой.
Вышла, закрыла на замок входные двери. Рыжик уже управился с едой, вылизав свою
миску, и сидел, внимательно наблюдая за мной. Я погладила его по рыжей лохматой
голове, сказала: «Ну, я пошла».
Пёс неожиданно вскочил с места, встал на задние лапы, обнял мои руки передними и
положил свою голову мне на плечо. Мы стояли так с ним, не двигаясь, несколько секунд.
Я испугалась. Такого расставания у нас с ним никогда не было. Я боялась пошевелиться.
Стала с ним ласково говорить: «Рыжик, отпусти, мне идти надо». А он все сильнее
сжимал лапами мои руки, не пускал. Из его единственного глаза скатилась слеза. Я тоже
заплакала. Хватка его ослабла, он опустился, сел, повернувшись ко мне спиной.
«Обиделся, что ухожу, а он опять остается один без хозяина», — подумала я. «Не горюй,
Рыжик, я завтра к тебе приду», — сказала я и закрыла за собой калитку.
Утром следующего дня Рыжика во дворе я не застала. Не было его и в последующие дни.
Позже я узнала, что был отлов собак. Заступиться за Рыжика было некому.
Дом Ивана Васильевича продали. Сколько лет прошло, но во время снежных заносов я
вспоминаю Рыжика, его радость при встрече со мной и наше грустное до боли в сердце
расставание. Нам бы так, люди.
Л. Дубина.
