Прошедший по городам и селам «Бессмертный полк» и празднование Дня Победы
всколыхнули в моей душе воспоминания о тех тяжелых годах, об испытаниях, которые
перенесли мы, дети войны.
В начале войны мы с мамой эвакуировались из Покровского в Константиновский район.
Отец был коммунистом, милиционером. Оккупанты могли расстрелять его семью, то есть
нас. Мама была беременной. Она хотела забрать с собой нас, двоих детей, — меня и Колю.
Но её сестра уговорила оставить Колю с нею. С двумя детьми, а вскоре должен родиться
третий ребенок, ей было бы тяжело выжить.
На переправе через реку Дон было жуткое столпотворение. У нас были сильные,
норовистые лошади, наша «линейка» чудом проскочила через переправу. А уже на
следующий день, как рассказывали очевидцы, переправу разбомбили фашисты, погубив
тысячи беженцев: детей, женщин, стариков. В эвакуации мама родила нашего брата,
своего третьего сына, назвали Константином в честь станицы Константиновской.
Мы прожили там почти год. Мать нанималась к местным казакам на работу. Было очень
голодно, и она решила вернуться домой. Домой мы пошли пешком, а это сотни
километров. Мама тащила на тачке наш скарб и маленького Костю. А я шел рядом. Было
очень жарко. Страшно хотелось пить…
В Покровском стояли немцы. Кто-то донес в комендатуру, что в село вернулась жена
коммуниста. Но один из полицаев предупредил нашу маму о том, что её могут арестовать
и расстрелять. Вечером она, схватив нас, ушла пешком в Таганрог к тете Дусе Забежайло.
Мы жили в подвале. Начался голод. Мы, трое братьев, были пухлыми от голода.
Помню, как мы играли, у кого быстрее сравняется ямка на руке. Нажмешь пальцем на
тело, появляется ямка. У кого она быстрее сравняется, тот и победил.
Отца нашего, милиционера Нестора Жепко, оставили в тылу наводить общественный
порядок на освобожденной от фашистов территории. Его убили бандиты, грабившие
людей в с. Троицком.
Война закончилась, а голод продолжался. Мама и несколько односельчанок ушли на
заработки на Кубань. Перед её уходом наш младший братик Костя сильно заболел. Не
было надежды, что он выживет. Мать, уходя, попросила сестру, на которую оставила
своих детей, если Костя умрет, чтоб без нее не хоронили мальчика. Костя выжил. На
Кубани мама заработала целый мешок кукурузы. Они возвращались домой поздней
осенью по еще тонкому льду Азовского моря. Некоторые, заработав по два-три мешка
кукурузы, не довезли их домой. Санки с грузом провалились и ушли под лед на дно.
Мешок кукурузы спас нашу семью от голодной смерти той лютой зимой. А весной в
Миусе было много рыбы. Рыбаки ставили сети, вентеря. Мы, детвора, прибегали к мосту,
ждали рыбацкие лодки, просили то одного, то другого: «Дядя, кинь рыбки». Мужики не
жадничали, делились с нами уловом. Мы приносили домой по два-три десятка рыбцов.
Мама с тетей варили уху, жарили рыбу. До чего ж она была вкусной!
В огороде и в поле мы садили не только картошку, но и сеяли пшеницу, ячмень, горох,
фасоль, просо, кукурузу, подсолнечник.
Помню, как тетя Маруся, нарезав полную чашку колосьев пшеницы восковой спелости,
намолола из них кашицу и напекла блинчиков. Мы ели и облизывали пальцы, наесться не
могли, так было вкусно.
После войны люди жили очень дружно, ходили друг к другу в гости, вместе слушали
радио, играли в домино, в лото, пели песни, помогали друг другу строить дома. Бывало,
идешь по Покровскому и слушаешь, как то в одном, то в другом конце люди поют
слаженно и красиво.
На улицах было много детей. Например, на нашем небольшом отрезке улицы от моста до
переулка Дачный было двадцать детей. Мы играли на улице и зимой и летом. Зимой
катались на лыжах, коньках, санках. Летом, переделав все, что мама скажет, в огороде,
бежали купаться на речку, а вечером играли до одиннадцати-двенадцати ночи в жмурки,
пока матери не накричат на нас, чтоб мы шли домой.
В первый класс я пошел со своей табуреткой. Начальная школа размещалась тогда в доме
Куркумеевых. Потом начальную школу перевели в здание, на месте которого уже в 70-е
годы построили трехэтажную почту.
А пятый класс мы провели в здании, построенном для бани на улице Фрунзе. Баню
запретили открывать из-за весенних разливов Миуса и отдали под школу.
Мы учились во вторую смену. Осенью и зимой темнело очень рано, учителя зажигали
керосиновые лампы.
В восьмом классе нас перевели в «белую» школу, директором которой был Борис
Ксенофонтович Бешевли. С пятого по десятый нашим классным руководителем была
преподаватель русского языка и литературы Клавдия Петровна Ткачева, позже она
работала директором дома пионеров. Учитель-легенда. Она возилась с нами, как со
своими детьми, учила всему хорошему, воспитывала в нас культуру общения и поведения.
В восьмом классе к нам пришло пополнение из школ-семилеток: Троицкой,
Большенеклиновской, Отрадненской и Марьевской. Ребята из Троицкого и Большой
Неклиновки каждый день ходили в школу пешком в любую погоду. У многих из них не
было теплой обуви. Некоторые носили резиновые сапоги на два-три размера больше,
вместо стелек — солома. Представляете, как мерзли ноги. Но тяга к знаниям была такой
сильной, что мы не обращали внимания на трудности. Главное, что не было войны.
Отрадненцы и марьевцы жили в интернате, он располагался на улице Ленина, там, где
сейчас отделение банка Центр-инвест. Напротив была колхозная ферма. Школьники
помогали животноводам ухаживать за телятами и коровами. А летом мы трудились в поле
- тяпали кукурузу, подсолнечник, собирали колоски, помогали на току во время уборки
хлеба.
Во время сдачи экзаменов десятиклассниками у нас в школе присутствовали учителя из
Таганрога. Как нам потом сказали, они сделали заключение, что знания учеников
Покровской средней школы выше, чем у их ровесников из Таганрога. В этом, безусловно,
большая заслуга наших учителей и директора школы. Большое им спасибо за знания,
которые они дали нам, детям войны. Многие из нас потом закончили вузы, став врачами,
учителями, военными офицерами, хлеборобами, рабочими заводов. Я стал агрономом,
проработал в колхозе «Миусский» больше 30 лет.
В. Жепко, с. Покровское.
