На местном кладбище в Весело-Вознесенке есть три братские могилы. Согласно архивной справке комитета по управлению архивным делом администрации Ростовской области, Центра документации новейшей истории Ростовской области от 28.01.2002 года №21008 установлено, что в период немецко-фашистской оккупации на территории нашего села были расстреляны 243 человека из числа советских военнопленных и граждан.
Нeмецкие оккупанты появились на нашей земле 11 октября 1941 года, а следом и карательное подразделение. В селе начали наводить «новый порядок». В ночное время не разрешалось зажигать лампы, выходить из дома, а всё взрослое население от 16 до 70 лет ежедневно обязано было выстраиваться у комендатуры утром на наряд: рыть окопы, строить дорогу, выполнять полевые работы. За малейшее неповиновение следовало наказание вплоть до расстрела.
Узнав о том, что у нашего села большие революционные традиции (восстание крестьян в годы революции, создание повстанческого полка), гестапо пыталось «выбить красный дух» из его жителей. В первые же дни оккупации фашисты расстреляли две семьи участников повстанческого полка коммунистов В.Ф. Клименко (он, жена и два сына) и С.А. Бурлаченко (он, жена и две дочери).
В соседнем селе Боково (ныне посёлок Приазовский) полицай Бива выдал Софью Михайловну Мадзюк (еврейку). Вместе с шестью детьми она была арестована в январе 1942 года. После двух недель пыток и издевательств мать и двух старших сыновей Романа и Ханана расстреляли, а в отношении меньших комендант объявил: «Если через два часа жители не разберут детей — перестрелять!» Детей жители разобрали и воспитали. Одна из них Рудченко Галина Ивановна, проживающая в нашем селе, поделилась своими воспоминаниями: «…Ночью меня разбудила мама. Она начала меня одевать и, плача, сказала, что за нами придут немцы и нас всех расстреляют. Скоро пришли фашисты и арестовали маму, сводных братьев Таиц Романа и Ханана, сестру Мадзюк Лорину, братьев Евгения и Алексея и меня. Ночью нас погнали по глубокому снегу из Боково в Весело-Вознесенку, где было гестапо. Меня несли на руках поочерёдно мама и старшие братья Роман и Ханан. Когда нас пригнали в Вознесенку, то бросили в подвал, где были еще люди. Сидели мы там долго, маму били, требовали признать, что она еврейка. Мы были голодные, просили воды, старший брат сдирал со стены иней и давал мне лизать. Мама сильно ослабла, и когда нас вывели на расстрел, она сама не могла идти, её вели под руки братья. Нас, четверых меньших, бросили в сарай, откуда потом разобрали чужие люди и дали нам свои фамилии и отчества. Я стала Михайловой Галиной Фёдоровной, сестра — Котляровой Лориной Михайловной, брат — Клименко Евгением Ивановичем, второй брат — Алексеенко Алексеем Алексеевичем. В конце 1945 года сестру Лорину и двух братьев забрал дедушка, отец моего отца, и увёз на Украину, а мне не хватило места в той семье. Я, конечно, очень переживала и плакала за ними. В 1946 году я очень сильно болела, чуть не умерла. Жили мы очень бедно, мать не работала, а отец Михайлов Фёдор Алексеевич работал в совхозе, получал маленькую зарплату, и нам ее не хватало. Мой учитель Подземельников Яков Петрович, глядя на мою нищету, добился, чтобы мне платили пособие за родителей. Фамилию Михайлова я носила до 1953 года, пока не потребовалось получать свидетельство о рождении. После этого я опять стала Мадзюк Галина Ивановна».
Приведём ещё фрагменты воспоминаний нашей односельчанки о зверствах фашистов и полицаев Закутней (в девичестве Погореловой) Пелагеи Дмитриевны, 1932 года рождения, предоставленные её внучкой Волковой Юлией:
«… Мне не было еще и девяти лет, как пришла беда — началась война. Осенью 1941 отец был призван на фронт, и той же осенью мы с одноклассниками не смогли учиться в школе: школьные окна были занавешены белой тканью, а нас отправили домой. В школе разместили раненых. Вошедшие в село фашисты чувствовали себя в нем хозяевами. На той улице, где я жила, расположился карательный отряд. В нашем маленьком сельском домике из двух комнат и коридора, где мы жили с мамой, двумя братьями, устроили караульное помещение. Немцы выгнали всю семью в проходную комнату, а в другой спали сами, предварительно застелив досками земляной пол.
Это было зимой, и всю ночь через каждые два часа караул менялся: за столом сидел дежурный, который будил караульных, дверь проходной не закрывалась, было очень холодно. Топили соломой и сухой травой (курандой). Немцы приходили, рылись в сундуках, что-то искали, требовали яйца, кур, молоко. Кур мы прятали в сене, а когда проходил обыск, то мама просила нас громко кричать, чтобы грабители быстрее ушли.
Иногда фашисты проводили наших пленных солдат по селу. Особо запомнилось, как по дороге на Мариуполь, проходившей тогда через деревню, гнали пленных, и жители старались успеть выйти на дорогу и вынести им еду. Бросали вареную картошку, при этом спрашивали их фамилии и имена, надеясь узнать о судьбе родственников или знакомых. Я стала свидетелем расстрела рабочих, которые трудились по приказу оккупантов. Их обвинили в повреждении линии немецкой связи. Это произошло 22 марта 1942 года в переулке Колхозный. Я стояла у забора и видела, как всех задержанных построили в три шеренги и начали гнать в сторону Мариуполя. Мои дяди Погореловы Василий Захарович и Николай Захарович и Подлипенцев Кирилл Кондратьевич попали в третью шеренгу, куда фашисты затолкали и чужих людей, которые пришли обменять вещи на кусок хлеба, рыбу. Их саночки так и остались стоять у соседних хат. Никто не мог подумать, что сейчас начнется расстрел. Две шеренги прогнали, а когда пошла третья, раздались автоматные очереди в спины идущим. Дядя Николай кинулся бежать в сторону переулка. Там на холме и упал, сражённый пулей. Расстрелянных сложили в большие сани и свезли всех в одну могилу.
Во время освобождения села мы с родными ютились в подвалах. Однажды я увидела бегущих по огородам русских солдат, которые спросили у меня: «Девочка, немцы есть?» Я указала рукой на Мариуполь и ответила: «Ушли туда». Это и было освобождение».
Во время фашистской оккупации наши односельчане не покорились немецкому режиму. Грабежи, насилие, расстрелы послужили поводом для формирования групп сопротивления. Руководителями подполья были Александр Николаевич Дорофеенко и Петр Егорович Голубев. Они устанавливали связь с командованием наших войск в городе Ейске и передавали необходимые разведсведения, получали сводки, листовки о положении на фронте, проводили диверсионные акты, организовывали переправы добровольцев в действующую армию через море. Выбить «красный дух» из наших односельчан фашистам не удалось. Как могли, они приближали Великую Победу.
Г. Лисковец, председатель Платовской общественной организации ветеранов
войны и труда.
Н. Самохвалова, заведующая Весело-Вознесенским отделом Неклиновской МЦБ.
