Павлович

В нашей зимней рыбацкой команде Павлович был старше остальных лет на пятнадцать.
Крупного телосложения, с затаенной усмешкой в углах губ, он отличался неизменным
добродушием, слыл знатоком многих интересных историй.
Во время многокилометровых переездов к очередному водоему, удобно расположившись
вместе с нами в «рафике», Павлович не без удовольствия делился своими ветеранскими
секретами, былями и небылицами. Его натруженные шоферские руки, в которых легко
исчезала зимняя удочка, редко выписывали жестикуляции, обозначавшие размеры
пойманных или сорвавшихся рыбин, они обычно спокойно лежали на наколенниках
замасленных ватных штанов.
Мы ему безоговорочно верили, так как при всех наших замысловатых снастях Павлович
неизменно оказывался первым.
Однажды вдвоем мы попали на Боголюбовский пруд, где по последнему льду отменно
клевала плотва. Рыбаки рассыпались по всему водоему. Павлович поставил ящик у
кромки берега, долго осматривал окрестности. Затем решительно направился к устью, где
пруд начинался небольшой речонкой, по пути объясняя:

• На середине сейчас делать нечего, плотва обязательно должна пойти к свежей воде. Ты
  не смотри, что там нет рыбаков, надо доверять и собственному опыту.
  Переход много времени не занял. Стали ловить на две поплавочные удочки, но вскоре
  оставили по одной: плотва клевала бешено, словно мартовское солнце лишило ее
  последнего разума.
  На следующий год по первому льду мы собрались на хорошо известный среди местных
  рыбаков Козловский пруд. Как ни старались выехать пораньше, но сборы зимней команды
• дело затяжное. На водоеме к нашему приезду уже шапку негде было кинуть. Растерянно
  посмотрели по сторонам, затем двинулись к середине. Окунь на блесенку брался неплохо,
  порой попадался крупный.

Павлович как-то исчез из поля зрения, в азарте не до соседей, и вспомнили мы о нем,
когда сдвинули ящики для обеденного перерыва. Посмотрев вокруг, вдали у камышей мы
увидели одинокую плотную фигуру.

• Ну, как будто Павлович, — сказал кто-то.
• Надо позвать, а то не по-товарищески, — и я направился в сторону одинокого рыбака.
  Павлович, заслышав шаги, обернулся, поднял палец:
• Тише, рыбу распугаешь.
  И тут же при мне вытащил из лунки приличного окуня. Следом второго, третьего. Они
  словно стояли к нему в очереди на свидание.
• Вот так, — добродушно усмехнулся Павлович, когда лунка перестала «работать», и он
  шершавыми, тяжело сгибавшимися пальцами стал собирать бившуюся на льду рыбу.
  Я вздохнул: таких «горбачей» у нас не было.
• Знаешь, — загадочно произнес он, — вот перекусим, ты тоже своих возьмешь.
  И он показал снасть: на конце лески 0,12 была крупная самодельная мормышка с пучком
  рубиновых мотылей. Обошел опять нас дед, как мы его звали между собой. Мотылями на
  эту рыбалку мы не запаслись, надеясь на окуневые блесенки. А Павлович, как всегда, был
  во всеоружии, в закромах рыбацкого ящика водилось снаряжение на все случаи жизни, мы
  нередко пользовались его отзывчивостью, клянча крючки или особо уловистые
  мормышки.
  Со временем, по примеру Павловича, стали и мы создавать себе запас, который, как
  известно, карман не ломит. Многие годы колесил он еще с нами по водоемам Приазовья,
  щедро открывая молодому рыбацкому племени россыпи накопленного за десятки лет
  опыта.
  Николай Морозов.
• Фото С. Авдеенко.